книга Лара Крофт — расхитительница гробниц

— Прошу, мэм. Затонувший испанский галеон из Великой армады. По некоторым
данным, на нем перевозили золотую статую бога Уицилопочтли. Двухметровую,
усыпанную драгоценными камнями. И место довольно приличное. Как раз у Азорских
островов. Там сейчас хорошо, тепло. Самый сезон для подводных прогулок, мэм!
Никакой реакции. Да, дело плохо! Если уж и перспектива подводного плавания не
прельстила…
— Ты знаешь, какой сегодня день? — негромко проговорила девушка, медленно,
словно с немалым рудом, поднимая взгляд от рассыпанных по столе папок. подняв на
дворецкого свои большие и глубокие карие глаза.
«Ну вот» — только и вздохнул Хиллари.
— Да, конечно. Пятнадцатое мая, мэм.
— Это всегда несчастливый день…
Оставалось учтиво поклониться и уйти, что Хиллари и сделал. Да, день,
действительно, не совсем удачный, чтобы говорить о приключениях и путешествиях.
Даже совсем неудачный.
Оставшись одна, Лара задумчиво посмотрела на большую цветную фотографию отца,
стоявшую на рабочем столе. Лорд Хеншингли Ричард Крофт был запечатлен на фоне
афинского акрополя. Доброе, чуть полноватое лицо, чуть припорошенные сединой
волосы и усы… Обаятельная улыбка — и печальные глаза, наполненные тревогой.
Сколько помнила Лара, в последние годы, когда отец еще был с нею, его ни на миг
не покидала тревога, какая-то вечная озабоченность. Лорд Хеншингли Ричард почти
не мог расслабиться. А после того, как ушла в мир иной его обожаемая супруга, он
и вообще замкнулся. Постоянные и совершенно непонятные Ларе поездки отца то в
Грецию, то в Италию сильно его измотали. Особенно мрачным возвращался он из
Венеции.

— Да, да. Уже совсем скоро, — бормотал себе под нос лорд Хеншингли Ричард. —
Всего каких-то пятнадцать лет. Нужно успеть. Нужно обязательно успеть?
— Куда успеть, папочка? — спрашивала его ничего не понимающая Лара.
Потревоженный в своих раздумьях мистер Крофт недоуменно глядел на нее, словно
был не в состоянии сообразить, кто эта любопытная маленькая девочка и откуда она
взялась. Потом он приходил в себя, гладил дочурку по головке и все так же
печально улыбался…
Лара вышла в сад и по присыпанной гравием дорожке прошла к кенотафу, одиноко
стоявшему посреди аккуратно подстриженного газона. Собственно, «кенотафом»
служила большая походная палатка из белого брезента, как бы напоминавшая о том,
что человек, в честь которого он воздвигнут, был неутомимым путешественником. В
центре шатра лежала простая прямоугольная плита из мрамора, украшенная
незатейливой надписью: «Лорд Ричард Крофт. Пропал в экспедиции 15 мая 1985 года.
Потерян, но не забыт».
Мисс Крофт скорбно постояла над плитой. Она так и не верила, что отец пропал
навсегда. Когда-нибудь он обязательно вернется к ней. Вернется — и снова станет
веселым, таким, каким она помнила лорда Ричарда с тех времен, когда они вместе
покатывались от хохота, когда девочка рассказывала отцу о своих школьных
проказах.
Да, Лара так и не могла представить отца мертвым, поэтому его надгробие не было
установлено в фамильной усыпальнице Крофтов, находящейся в подполе суррейской
часовни. Так еще оставалась надежда. Маленькая, призрачно хрупкая. Но все же…
— Я скучаю по тебе, папочка! Если бы вернуть то время, которое было у нас
украдено…

Она положила на плиту скромный венок из жасмина. Почему-то отцу нравились эти
остро пахнущие цветы. Лорд Хеншингли Ричард говорил, что они напоминают ему о
его любимом Востоке.
Вернувшись в особняк, девушка подумала и поднялась в домашнюю обсерваторию,
оборудованную еще дедом и значительно усовершенствованную отцом. Тот частенько
любил сиживать за гигантским телескопом, позволявшим (о чудо!) даже среди бела
дня рассматривать звездное небо. Отец подробно объяснял дочке, благодаря какой
научной хитрости звезды можно увидеть даже днем, но, увы, у Лары был
исключительно гуманитарный склад ума. Не понимала она и другого — странного,
какого-то болезненного пристрастия лорда Хеншингли Ричарда к астрономии.
Особенно, и это обстоятельство отчетливо врезалось в память Лары, его
интересовал Большой парад планет, который должен был произойти через двенадцать
лет.
Внезапно Лара вспомнила. Надо же такому статься! По необъяснимому совпадению это
астрономическое явление началось именно сегодня, в роковой день девятой
годовщины со дня исчезновения лорда Крофт!
— Папа так мечтал увидеть это! — вздохнула Лара, глядя в телескоп, настроенный и
подготовленный к работе вездесущим Хиллари. — Планеты собираются выстроиться в
одну линию… Первая фаза полного солнечного затмения… Такое бывает раз в пять
тысяч лет.
— Полное затмение, мэм? — понимающе кивнул дворецкий. — Не изволит ли леди
напомнить, когда оно состоится?
— Через неделю.
Дворецкий с некоторым недоверием покосился на телескоп.
— И леди все это сможет рассмотреть?
— Да. — кивнула та. — Наш телескоп достаточно мощный, чтобы все увидеть.
Хиллари задумался. Полное затмение — не шутка!
— А это не опасно, мэм?
Лара наконец-то улыбнулась — впервые за весь день.

— Ничуть. Впрочем, древние всегда связывали с солнечными затмениями всевозможные
беды, социальные потрясения, бунты…
— Ну, на то они и древние, мэм, — здраво рассудил Хиллари. — Слава богу, леди
живет на исходе двадцатого века. Наука нынче на высоте, об этом я прочел во
вчерашней «Таймс». Хотя метеорологическим прогнозам лучше не верить. Обязательно
что-нибудь да напутают!
Леди Крофт вновь прильнула к объективу. Величественная картина, открывшаяся ее
взору, потрясала.
— Красиво! — восхищенно выдохнула она.
Хиллари понимающе кивнул головой. Кажется, дело идет на поправку. Может, пора
готовить паспорт и снаряжение для подводного плавания?
На Суррей спустилась майская ночь, неожиданно жаркая, душная. Тьма держалась в
отдалении — старинный двухэтажный особняк белел, освещаемый многочисленными
прожекторами. Их приказала поставить вокруг дома еще Ларина мать, которую
страшило соседство с темным, непроходимым лесом. Ночной Суррей — странная земля,
особенно там, где шумят древние кроны, помнящие еще Вильгельма Бастарда. Бедной
женщине все время казалось, что из глухой чащи может нагрянуть беда: то ли
разбойники нападут, то ли дикий зверь забежит и напугает ее маленькую дочурку.
Лорд Хеншингли Ричард только посмеивался, но перечить не стал. Ему тоже
нравилось, когда вокруг было много света.
В древнем заповедном лесу, окутанном густой тьмой и нагнанным с близлежащего
озера туманом, глухо фыркал филин. Только эти звуки нарушали царящее вокруг
безмолвие, но они настолько резко контрастировали с тишиной, что у ночных
сторожей продирал мороз по коже.
«Не к добру», — перешептывались они и спешили наполнить кружки добрым старым
элем. — «Точно так же он кричал как раз перед тем, как сгинуть старому лорду…»
…А может и не наполняли они кружки, ибо какие кружки в эпохи баночного пива? Но
что шептали — точно.
Раскинувшись на широкой кровати, Лара спала. Сон ее был неглубок, тревожен.
Высокая, грудь девушки неравномерно вздымалась в сбивчивом, частом дыхании, на
лбу и вокруг рта выступил холодный пот. Она то и дело стонала, отгоняя руками
что-то поступавшее к ней.
Вначале, правда, все было нестрашно. Лара услыхала голос — свой собственный, но
не нынешний, а давний, когда ей было всего-ничего, шесть-семь, не больше. Даже
во в сне она удивилась, а затем поразилась еще больше. Та, давняя Лара, читала
стихи. Стихи, которые они учили наизусть вместе с папой…

По городу проходят ребята по два в ряд,
В зеленый, красный голубой одетые наряд.
Седые дядьки впереди. Толпа течет под своды
Святого Павла, в гулкий храм, шумя, как Темзы воды…
Папа очень любил эти стихи — детские стихи про Рождество. И Лара тоже их любила
— особенно читать вслух, когда рядом отец…
Какое множество детей — твоих цветов, столица!
Они сидят за рядом ряд, и светятся их лица…
Лара невольно улыбнулась, пытаясь негромко повторить памятные строчки, но
внезапно замерла. Иной голос — чужой, хриплый, полной злой насмешки, заглушил ее
собственный.
По городу проходят убийцы по два в ряд,
В защитный, маскировочный одетые наряд,
Косматый демон впереди, отряд идет под своды
В сожженный храм, где кучей тел завалены проходы…
Девушка задохнулась от гнева. Как смеет он, этот!.. Ведь это же стихи про
Рождество, их так любил папа!..
Какое множество могил — рыдай, моя столица!
Твои детишки спят в гробах — спешите помолиться!..
Лара не выдержала, зажмурилась, а когда открыла глаза, то поняла, что перед нею
— шатер-кенотаф. Палатка освещена неровным сиянием багрового фонаря. Нет, не
палатка! Обсерватория, куда она заходила днем!
Да, обсерватория. А вот и она сама, Лара Крофт, только еще совсем маленькая, лет
десяти. Перед нею отец — живой, только очень грустный. Он достает из кармана
свой серебряный хронометр на цепочке, подаренный на день рожденья Лариной мамой,
и открывает крышку часов. На ней фотография молодой темноволосой женщины…
— Если бы ты могла ее помнить, девочка моя, — невесело вздыхает отец. — Она так
сильно тебя любила!
— Мама! Мамочка! — обрадованно кричит маленькая Лара.
Папа не прав — и маленькая леди Крофт даже успевает на него чуть-чуть обидеться.
Она помнит! Пусть не все, пусть немножко. Помнит, как вместе с мамой они
запускали змея — большого, китайского, похожего на дракона. И еще запах маминых
духов. И их чаепития, когда Лара, капризничая, ни за что не хотела пить чай с
молоком.

— Правда, я похожа на нее? — улыбается девочка, раскачивая часы на цепочке.
…Как маятник, отмеривающий ход времени.
— Конечно, дорогая, — соглашается мертвый лорд Хеншингли Ричард. — Ты такая же
красивая, как и она.
Обсерватория исчезает, и вот уже Лара и лорд Крофт стоят возле стола. На нем
игрушка, даже, не игрушка, а какой-то странный механизм. Странный, но очень
красивый. Большие и маленькие шарики на проволочках движутся вокруг светящегося
большого шара…
— Теллуриум — модель нашей Солнечной системы, — поясняет отец. — Посмотри,
дочка! Вот планеты выстраиваются в одну линию. Это называется Великий парад…
Девочка согласно кивает. Она еще мало что понимает из того, что говорит папа, но
он говорит с нею, как со взрослой. И потому Лара не переспрашивает, а лишь
слушает.
…Теллуриум! Это слово надо запомнить. Обязательно запомнить!..
— Иногда он совпадает с полным солнечным затмением. Такое бывает один раз в пять
тысяч лет. Совсем немного осталось до того времени, как ты сама сможешь стать
свидетельницей этого.
Отец ласково гладит ее по каштановым волосам.
— Ну что же, подрастай, маленькая Лара Крофт. Тогда ты все узнаешь, и, может
быть, станешь моей помощницей…
— Конечно, папа, конечно! — восторженно кричит девочка. — Я вырасту большой и
сильной, папочка…
Огромная планета с освещенным Солнцем серповидным краем падает на Лару-взрослую.
Та не выдерживает, отшатывается. Отец и малышка исчезают…
Тьма!
И вдруг сквозь густую вязкую темень начинают тикать часы. Сначала потихоньку,
потом все громче и громче. Наконец, их тиканье становится невыносимым. Лара в
отчаянии зажимает уши, лишь бы не слышать этого страшного звука, похожего на
скрип напильника о ржавый металл…

Но вот к тиканью часов примешивается новый звук — словно бы кто-то хлопает в
ладоши или бьет деревяшкой о деревяшку. Лара спешит туда, во тьму — и видит
большой деревянный ящик, похожий на гроб. Крышка ящика прилегает неплотно,
из-под нее наружу пробивается слабое свечение.
Несмотря на затопивший душу ужас, Лара понимает, что тиканье часов исходит из
этого самого ящика. Хватит! Надо остановить, заглушить!.. Девушка протягивает к
руку, но ящик угрожающе рычит и, как собака, пытается цапнуть ее за пальцы. Лара
замахивается на обнаглевшее изделие из старых некрашеных из досок…
…Просыпается.
Мисс Крофт недоуменно посмотрела на свою руку. Ну и ну! Когда это она успела
схватить свой любимый дамасский кинжал, который она всегда перед сном кладет на
прикроватную тумбочку? Это вошло в привычку после того, как однажды в ее спальню
во время грозы влетела гигантская летучая мышь и ужасно напугала девушку.
Мышь-то ладно, а сейчас? Решила обороняться от того, что приснилось? От
какого-то собакообразного ящика? Нет, мисс, пора, пора к психоаналитику, самое
время!
Девушка перевернулась на другой бок и вновь попыталась заснуть. Но едва ей этот
маневр удался, как надоедливый тикающий ящик, разросшийся до огромных размеров
появился вновь, огромный, жуткий, надвигающийся со всех сторон. Еще немного — и
откроются деревянные челюстью. Откроются, сомкнуться…
Ну, уж нет! Лучше проснуться.
Проснуться!!!
Лара устало потерла ладонью лицо и посмотрела на часы. Так-так, всего-навсего
половина пятого. Приходилось ей вставать и пораньше, особенно в экспедициях
(скрежет будильника снился ей целых полгода). Но не из-за дурного же сна, в
самом деле!
К психоаналитику идти не хотелось. Оставалось одно — заняться самолечением вкупе
с самовнушением.

«Ничего страшного, — Лара попыталась сосредоточиться, отгоняя остатки кошмара. —
Ничего страшного, надо просто подумать, вспомнить… Итак, с чего бы это все мне
приснилось? Сны — отражение нашей действительности, по крайней мере так
рассказывали на лекции… Ладно, отец. Я вспоминала его, навестила могилу. И весь
этот разговор о Параде планет и демонстрация модели Солнечной системы опять же
легко объяснимы… Перед сном я смотрела в телескоп, рассказывала Хиллари о редком
небесном явлении, свидетелями которого мы будем. Тут все понятно. Но часы? Но
ящик?..»
Не помогло. Лара помотала головой, пружинисто встала и решила пройтись. Как
известно, на ходу лучше думается.
Уже у самого порога она остановилась. Странно! Что-то как будто толкало девушку
из комнаты, влекло куда-то. Куда? Бог знает. А, все равно! Лишь бы не лежать в
жаркой и мягкой кровати, не думать о проклятом ящике…
Такое за ней водилось. Ларе был знаком этот зуд — он появлялся у нее за
несколько дней или часов до очередной сенсационной находки или открытия.
Озарение, что ли? Беспокойство сердца? Или, как говаривал профессор Енски,
прободение интуиции?
Ну и ладно!
…Осторожно спустилась по лестнице на первый этаж. Шла крадучись, словно пантера,
прислушиваясь к шорохам, наполнявшим старый особняк. Вроде бы, ничего, все
привычно, скрипят двери, еле слышно хрустят половицы…
Внезапно Лара почувствовала, как дрогнуло сердце — и сразу же за этим откуда-то
донеслось громкое и мерное тиканье. Глухое, мерное — как будто бы ленивый соня,
никак не желающий вставать, засунул будильник под подушку.

Вау! А от куда это?

из нета

Будильник?!
Девушка огляделась по сторонам. Из темноты на нее надвинулось оскаленное
чудовище. Лев — охотничий трофей отца, привезенный из Африки, кажется из
Камеруна. От Крофта-старшего Лара и унаследовала любовь к оружию, правда отец
предпочитал винтовки, она же…
Ага! Лара замерла, покрутила головой. Кажется, тиканье исходит из-за этой
деревянной стены. Из-за стены? Странно…
Девушка приложила ухо, прислушалась. Точно! Звук стал более явственным.
— Тик-так, тик-так, тик-так…
Мисс Крофт не глядя протянула руку в сторону ближайшей полки, схватила тяжелую
бронзовую статуэтку какого-то языческого божка и принялась ожесточенно колотить
ею в стену.
— Тик-так, тик-так…
Доски неожиданно легко поддались — стенка была очень тонкой, всего с полдюйма
или и того меньше…
— Тик-так…
Ее глазам открылась небольшая кладовка. Девушка с досадой вспомнила, что не
захватила с собой фонарика. Но, к счастью, в кладовке нашелся и включатель, и
свет.
…Когда же ее успели замуровать? И зачем?
Одного взгляда хватило, чтобы понять, что кладовку давно никто не отпирал. Всюду
царила пыль, старые теплые вещи. Пачки пожелтевших журналов, несколько связок
книг.
…Не замуровали, просто заперли. Она напрасно ломала стену, следовало просто
найти ключ…
Ящик!
Лара протерла глаза. Так и есть — ящик. В самом центре кладовки. Тот самый, из
ее сна, только поменьше. И так же чуть приоткрыта его крышка, из-под которой
выбивается сияние.
Лара чуть не застонала. Сияние?! К доктору, к доктору!..
Пошарив кругом, молодая леди нащупала нечто весьма подходящее — сумку со
слесарными инструментами. Схватив зубило и молоток, она принялась сбивать с
ящика замок. Тот все явно не хотел открываться, но Лара упорно продолжала
ковырять сначала его, а затем саму крышку…

— Тик-так, тик-так, тик-так!..
…До тех пор, пока та с грохотом не отвалилась.
— Тик-так!!!
Разгребя ворох полусгнившей соломы, девушка извлекла на свет божий… Часы? Ну,
конечно, чему же здесь еще тикать? Старинные часы, деревянные, похожие на
сказочный домик, с большим жестяным циферблатом, на котором светящейся краской
были нанесены римские цифры. Стрелки неподвижно замерли на цифре двенадцать и не
подавали ни малейших признаков жизни. Но странные часы тикали. Внизу, за
небольшим стеклянным окошечком из стороны в сторону мерно раскачивался маятник,
выполненный в форме ножа гильотины.
«Ничего себе был вкус у мастера! — хмыкнула. — Хороши сказочки! В некотром
царстве, некотором государстве жил да был добрый, добрый доктор Гильотен…
— Брайс, открывай!
Девушка что есть силы колотила кулаками в дверь автофургона, стоявшего
неподалеку от входа в особняк.
Американский гость наотрез отказался ночевать в «этой мрачной гробнице».
Пришлось приготовить ему более привычное для уроженца США жилище. Молодой
человек оборудовал его по своему вкусу: несколько компьютеров были соединены в
единую сеть с созданным им центром в особняке. Сюда же парень запараллелил и
линии слежения и тревоги, дабы все стало полностью «рулезно».
Сейчас же Брайс сладко спал. А вокруг его холостяцкого ложа бродили уморительные
механические игрушки, сконструированные им собственноручно и охраняющие сон
своего создателя. Стоило кому-нибудь постороннему вступить на «территорию
Соединенных Штатов Америки», как гордо именовал Рой автофургон, игрушки начинали
издавать визжащие и хрюкающие звуки, исполняя роль сигнализации.
— …Брайс!
— Что там? Что за вайдос? — ничего не понимая, затряс головой компьютерный
гений, стряхивая остатки сна.
— Открывай немедленно! — повысила голос Лара.
— Ладно, ладно! Уже иду!
Зевая и почесываясь, Брайс подошел к двери, распахнул ее.
— У нас восемьдесят три комнаты! — выдохнула разгоряченная леди Крофт. — Почему
ты не можешь жить в доме?
Сонный Брайс только моргнул. И за этим его разбудили?
— Сколько раз тебе повторять? — почти простонал он. — У меня свободный дух. Я не
выношу ни малейшего ограничения моей свободы. А твой дом, прости, напоминает
огромную и старую тюрьму.
Лара вспомнила, что в подвале дома действительно имелась тюрьма, невольно
почесала нос.
— Понятно.
— Кстати, который час? — мрачно поинтересовался молодой человек.
— Пять утра, — радостно сообщила Лара и решительно добавила. — Пошли!
Парень, на ходу натягивая куртку, поплелся за нею.
— Надеюсь, это стоит ранней побудки! — ворчал он, почесывая торчащие во все
стороны вихры.
В своем кабинете девушка протянула Брайсу таинственную находку.
— Часы, — уныло констатировал парень. — Всего лишь.
— Я нашла их. Этой ночью. — нетерпеливо перебила девушка. — Они тикали.
— Должно быть, это тикающие часы, — попробовал пошутить американец, но Лара не
приняла шутки.
— Они были спрятаны в тайной комнате.
— Да-а?
Брайса невольно заинтересовался. Не то, чтобы слишком, но все-таки… Старинный
дом, тайник… А еще говорят, будто Голливуд сказки снимает! Он повертел часы так,
повертел сяк, даже понюхал и попробовал на зуб. Не найдя ничего примечательного,
он виновато посмотрел на леди Крофт.
— Лара, это обычные часы. Они отмеряют время. И тикают.
— Ничего они не отмеряют! — отрезала девушка. — Посмотри, стрелки не двигаются!
И почему тикать они начали сегодня ночью, во время первой стадии Великого парада
планет?
Молодой человек понял, что просто так не отделается.
— Ой, полный маздай!.. Ну, мне, прежде всего, потребуется чашка хорошего кофе.
— Естественно, ну как же без кофе? — фыркнула Лара и позвонила в колокольчик.
— О'кей, — вздохнул Брайс, пошевелив тонкими нервными пальцами в воздухе. —
Начали!
Он запустил под предварительно снятую крышку механизма специальный тонкий щуп
сканера с миниатюрной камерой на конце. На мониторе его ноутбука показалась
картинка, так сказать, часы в разрезе.
— На мой взгляд, вполне обычные часы, — пожал плечами парень, обращаясь к нервно
прохаживающейся по компьютерному центру Ларе.

— Хорошо, хорошо! — поморщилась та. — Смотри дальше!
Между тем в комнате возник Хиллари с подносом в руках. Подойдя вплотную к
Брайсу, он с подчеркнутой вежливостью склонился в поклоне:
— Ваш кофе, сэр. Без кофеина и сахара. С обезжиренным молоком.
— Рулез! — обрадовался американец, не замечая иронии дворецкого.
Лара фыркнула: Хиллари был просто неподражаем. Знает же, что Брайс терпеть не
может всяческих церемоний, но не может отказать себе в удовольствии лишний раз
поддеть заморского гостя! И действительно, какой толк в кофе без кофеина?
Пока Рой жадно прихлебывал свой «американский» кофе, сканер продолжал работу.
Внезапно на мониторе мелькнуло что-то непонятное.
— Подожди-ка! — вскричала Лара так громко, что компьютерщик от неожиданности
чуть не подавился ароматным напитком. — Что ты сделал?
— Ничего, — искренне удивился Брайс.
— Но что это?
Молодая леди Крофт ткнула пальцем в экран. Хиллари и Брайс заинтересованно
всмотрелись в изображение. И в самом деле!
…Линии, лепестки. Посредине рисунок чего-то очень знакомого, виденного не один
раз.
— Ну-ка, разбирай этот хлам! — приказала девушка.
— Одну минуточку.
Парень достал набор миниатюрных отверток, аккуратно смахнул со стола пыль и
принялся разбирать часы — медленно, медленно, выкручивая винтик за винтиком и
раскладывая их по одному ему понятной схеме.
— Итак, — бормотал он себе под нос, — вывинчиваю тринадцатый винтик…
Четырнадцатый винтик… Тринадцатый налево, четырнадцатый… направо…
Лара не вы держала и принялась грызть ногти, что порою с ней бывало. Хиллари
лишь закатил глаза. Бедная хозяйка, этак и вправду заболеть можно. «Тринадцатый
налево, четырнадцатый… направо…»
— Семнадцатый налево, восемнадцатый направо…
— Пожалуйста! — не выдержал дворецкий. — Перестань!
— Не вайдось, это моя карта, — отмахнулся Брайан через плечо. — Чтобы знать, с
чего начал. Такова, дружище Хиллари, методика моей работы с механизмами. Важно
ведь не только разобрать, но затем и собрать их, чтобы был полный… полный рулез.
Девятнадцатый налево…
«Зануда американская», — только и подумал Хиллари.
— Это камуфляж! — неожиданно проговорила Лара Крофт.
Дворецкий и компьютерщик одновременно поглядели на нее, ожидая пояснений. Но
девушка ничего не стала объяснять — просто схватила в руки молоток — и изо всех
сил ударила по часам.
Бац! Тресь! Бац!
Хиллари, на миг забыв о всяком воспитании раскрыл от изумления раскрыл рот.
Подобной же гримасой украсилось лицо Брайса.
Тресь! Бац! Тресь! Тресь!!!
Наконец, все, что только возможно, было разбито.
— Ну и? — поинтересовался Брайс.
Лара, не отвечая, разгребла кучу покореженных деталей… Есть!
…Круглая коробочка, внешне напоминающая пудреницу. На крышке — гравированное
изображение треугольника, с вписанным в него глазом…
— Ты смотри, а часы-то с начинкой, — не выдержал Брайс. — Голливуд, реально!..
Но что это?
— Понятия не имею, — честно ответила Лара, склонившись над странным предметом,
не перестававшим тикать. — Но вот изображение знакомое.

Она ткнула пальцем в треугольник.
— Всевидящее Око! Кажется, оно у вас на банкноте в один доллар, мистер Брайс? Но
поскольку это не доллар, то…
Девушка усмехнулась. Кажется, скука сгинула без следа.
— Вот и разберемся, что к чему!

Глава 3
Инициатива наказуема
Александер Пиммс нимало не сомневался, что рожден для великих дел. Не зря же
родители назвали его в честь Александра Великого, который в тридцать три года
завоевал полмира. А ему, Пиммсу, только двадцать два, еще целая вечность
впереди.
Когда он нанимался в секретари-референты к мистеру Манфреду Пауэллу, тот прямо
пообещал: «Пиммс, не пройдет и года, как вы будете на самом верху общества!»
Звучало не очень определенно, но весьма заманчиво. А что еще может пожелать
молодой человек из неаристократической и, мягко говоря, средних доходов семьи,
как не оказаться в верхних слоях этого самого «общества»? Не об этом ли мечтала
матушка Александера, царство ей небесное, когда отдавала последние сбережения,
чтобы дать сыну приличное образование, ворчала на отца, отказывая тому в лишней
пинте столь любимого им «Гиннеса»? Что поделать, Пиммсу-младшему нужны деньги на
учебник по политологии, на новый костюм, ведь старый совсем никуда не годится…
Следует заметить, что и Александер был для своего возраста весьма рационален и
рассудителен. Пожалуй, даже несколько излишне. Не гены ли матери-немки
сказались? В то время, когда его сверстники выплясывали на дискотеках и
пробовали «травку» и экстази, Пиммс корпел в университетской библиотеке над
толстенными фолиантами — и только краснел, когда однокурсники хвастались,
сколько презервативов они извели за ночь и какие напитки успели
продегустировать, сбежав со скучнейшей лекции по истории средних веков и спеша
явиться на следующую, которую пропустить было никак нельзя по причине того, что
ее читал сам декан факультета.

На трудягу-Пиммса смотрели косо. Но — уважали.
Может быть, именно это занудство и обстоятельность молодого человека и
приглянулись Манфреду Пауэллу, когда тот принимал Пиммса на работу. Иначе как
объяснить то, что Александеру было оказано предпочтение из более чем пятнадцати
претендентов на место секретаря у таинственного и загадочного набоба. В общем,
если Пиммс и не родился с серебряной ложкой во рту, но теперь ухватил эту самую
ложку зубами.
За прошедший год ни хозяин, ни секретарь не были разочарованы. Пиммс стал для
Пауэлла чем-то вроде ходячего компьютера — у парня была поразительная, просто
феноменальная память. Стоило ему увидеть какой-либо печатный текст, как он сразу
же запечатлевался в мозгу. А кроме того, хоть Александер получил и гуманитарное,
а не техническое образование, он как никто умел анализировать и синтезировать
полученную информацию, раскладывая ее по полочкам и будучи готовым в любую
минуту вытащить из закоулков памяти нужный именно в данном случае факт. Пауэлл
был не просто доволен. Привыкший за свои деньги иметь все самое лучшее, он
считал Пиммса одним из наиболее удачных вложений капитала.
Парень тоже вполне искренне привязался к патрону, для чего имелось немало
причин. Пауэлл платил ему очень приличное жалование. Две тысячи фунтов в месяц —
это ли не предел мечтаний для молодого человека, только-только начинающего
карьеру? Да и держался Манфред со своим секретарем на вполне дружеской ноге,
никакого высокомерия, столь обычного в отношениях между хозяевами и прислугой,
не было и в помине. Есть и пить — вместе. «Секретарь, — подчеркивал Пауэлл, —
хранитель секретов.»

…Проскальзывала порой, конечно, мыслишка, что Александр Великий в секретарях не
хаживал. Проскальзывала, исчезала — почти без следа.
Почти.
Конечно, работа имела свои издержки и даже неудобства. Пиммсу надлежало
присутствовать не только при секретных переговорах или сделках шефа, но и
участвовать в мероприятиях, против которых восставало все его естество. Пауэлл
частенько закатывался в бордели и ночь напролет кутил с проститутками.
Александер же был несколько предубежден по отношению к данной категории
подданных Ее королевского величества. И вовсе не потому, что те торговали собой.
Пиммсу (и такое бывает!) больше нравились парни.
Он не был геем в полном смысле этого слова, по крайней мере таковым себя не
считал. Ему больше нравилось слово «бисексуал». Кое-какой «традиционный» опыт у
него тоже имелся. Наука — наукой, а природа требовала своего. Другое дело, что
Пиммс, весьма скрытный по натуре, не афишировал, подобно соученикам, своих побед
на амурном фронте. Да и что афишировать? Раз-другой в месяц он навещал рыженькую
Бэтси из братства «Альфа». Этого ему вполне хватало — буйством темперамента
Александер не отличался. Тоже, наверное, матушка постаралась.
Однако достаточно скоро Пиммс стал наблюдать за собой некие странности. Ему
очень нравилось рассматривать своих однокурсников в мужской раздевалке, к
примеру, когда они принимали душ после жарких баскетбольных баталий. Или
любоваться статуями античных атлетов, особенно эллинистического периода, когда
скульпторы подчеркивали в мужской фигуре частичку женственного начала.

…А ведь понимали!
Пиммс, естественно, встревожился. Он знал, что клеймо гея в наше время перестало
быть позорным. Наоборот, многие деятели культуры и искусства открыто бравировали
своей «ориентацией». Тот же Версачче или Элтон Джон. Так-то оно так, но
Александер происходил из крепкой своими религиозными традициями семьи. С самых
пеленок ему внушали, что он рожден для продолжения славного рода Пиммсов,
известного еще со времен Реставрации. А какое же потомство может быть от двух
лиц мужеска пола?
Да и не только это, конечно. Как ни крути, а быть пидором!..
Парень добросовестно проштудировал специальную литературу, сходил, переборов
себя, к сексопатологу и несколько успокоился. Стопроцентный гей — это тот, кто
по-другому не может получать сексуального удовлетворения. Но ведь с Бэтси ему
было хорошо? Хорошо! Может, и не слишком, но… Хорошо! А интерес при виде
мужского тела — просто блажь, следствие… Ну, хотя бы чрезмерных умственных
перегрузок и затворнического образа жизни.
Пройдет!
Увы, не проходило. И, о ужас, Пиммс все больше убеждался в том, что главной
причиной того, что ему хорошо служилось у мистера Пауэлла, было то, что шеф —
дьявольски привлекательный мужчина. Глаза, улыбка, узкие сильные бедра… Не
Аполлон Бельведерский и даже не любимый римским императором Адрианом томный
красавец Антиной, но все же…
Ради Манфреда Пауэлла Пиммс был готов на все. Ну, не броситься в Нил, как это
сделал Антиной ради императора Адриана. Но на многое.
Душой сочувствуя своему шефу, Александер, однако, не одобрял его контактов с
иллюминатами. Не одобрял, и чем дальше, тем больше начинал опасаться. Все, что
Пиммс знал об этом тайном ордене, свидетельствовало не в пользу «светоносцев».
Опять владычество над Землей, опять строительство Прекрасного Нового мира!
Якобинцы, наци, коммунисты, теперь еще и эти… Однако Пауэлл только посмеивался,
когда его секретарь-референт заводил подобные разговоры. Посмеивался — и говорил
что-то о целях и средствах. И это не ново! Как будто бы Пиммс не читал коварного
флорентийца Макиавелли.

Ишь, второй Цезарь Борджа выискался!
…В такие минуты он был готов разлюбить шефа.
Особенно не понравился Пиммсу их последний визит в Венецию. Явная и
недвусмысленная угроза слышалась из уст Гроссмейстера иллюминатов. В их
распоряжении всего одна неделя. А что потом? Александер предпочитал об этом не
думать. Он хорошо знал о методах, которыми пользовались члены ордена для
устранения провинившихся братьев. Тут они тоже не были оригинальны. Укол
замаскированной в зонтике отравленной иглы — еще милость, а вот когда человек
исчезает, и его останки находят только через месяц. Находить-то находят, да вот
опознают с трудом. Тяжелый месяц выдался для бедняги!
А шеф и в ус себе не дует! Назначил на завтра очередной светский раут, как будто
не ему нужно искать этот самый «ключ». Наплел что-то о «древних космологических
моделях» — и что? Хотел бы Пиммс посмотреть на лица всемогущих членов
Внутреннего Круга, изучи те бумаги, принесенные с собой Александером на
заседание ложи. Ха! Скорее всего, они бы просто ничего не поняли. Идя на эту
ответственную встречу, молодой человек по вдохновению свыше, безо всякой системы
надергал из библиотеки мистера Пауэлла первые попавшиеся рукописи — лишь бы были
подревнее на вид да написаны на каком-нибудь малопонятном языке. Он сильно
сомневался, что кто-либо из двадцати одного члена Внутреннего Круга мог слету
разобрать древнеегипетские или древнееврейские письмена. А вдруг смогут? Или еще
хуже, пригласят его, Пиммса, для сердечной беседы, накалят на огне клещи…
Выйдя из палаццо Скакки, Александер тут же вытер холодный пот, обильно
выступивший у него на лбу. Кажется, они влипли. Причем по-настоящему.
Следовало что-то делать. Что толку сидеть, словно баран, ожидающий, когда тебя
поведут на заклание. А что делать-то? Ключ невесть где неизвестно у кого, ни
следа, ни зацепки.

А впрочем…
«Наука наукой, — рассудил Пиммс, любивший мыслить логически — А подобное
лечиться подобным. Скажем, похмелье — стопкой виски, нашествие крыс — «крысиным
волком»… Значит, в таком деле без помощи Иных Сил не обойтись. Логично? Логично!
Александер схватил первую же попавшуюся газету. Конечно, большая часть всех этих
«сенсов» шарлатаны, но вдруг повезет? Так сказать, метод случайных чисел. Вон
сколько объявлений! «Найду потерянные вещи, избавлю от злого рока, помогу в
обретении счастья и богатства». Ну-ка поглядим…
Александер не поленился сходить за свежими выпусками и углубился в чтения,
внимательно просматривая рекламные страницы. После часа поисков и многочисленных
звонков, сделанных им по Лондону и его окрестностям, Пиммс, как ему показалось,
нашел то, что было нужно.
«Полное солнечное затмение в Великом параде планет грозит Земле бедствиями и
неожиданностями. Хотите избавиться от своих забот, переложить накопившиеся
проблемы на чужие плечи? Доверьтесь! Позвоните немедленно, и вас поймут.
Обратитесь сейчас же, и вам помогут. Прием ведет леди Моргана Пятнадцатая —
прямая наследница Великой Феи и славы Пендрагонов. Спешите!!! Жду!»
«Подходит? — задумался Александер. — Подходит! Оптимально!»
И он набрал указанный в объявлении номер.
— Алло? Слушаю вас внимательно, — раздался в трубке молодой и чарующий женский
голосок. — Чем могу быть полезной?
«Наверное, секретарь», — решил Пиммс.
— Простите, мисс. Я хотел бы обратиться за помощью к леди М-моргане.
— Да? — обрадовалась девушка. — И по какому вопросу?
— У меня н-неадекватность… То есть, проблемы, связанные с приближающимся
солнечным затмением.

Девушка на том конце линии мило вздохнула:
— О, я вас прекрасно понимаю! Вы позвонили туда, куда нужно.
«Это мы еще поглядим, — рассудил Пиммс, — но поглядеть, кажется стоит!»
— И когда леди Моргана сможет принять меня?
Возникла небольшая пауза — очевидно, девушка-секретарь сверялась со своими
записями.
— Алло, вы слушаете? Это можно сделать сегодня, часов в восемь вечера. Вас
устроит такое время?
— В-вполне.
— Тогда записывайте адрес. И постарайтесь не очень опаздывать и быть в форме.
— Буду, — согласился Пиммс, не очень поняв, что значит «быть в форме». В
полицейской, что ли? Все-таки странные они люди, эти хироманты-гадалки!
Записав продиктованный девушкой адрес, Александер подумал и ощутил странную
неуверенность. Район, в котором проживала наследница Пендрагонов, был не очень
престижным. Даже, можно сказать, неблагополучным — и с точки зрения полиции, и с
точки зрения любого приличного человека.
«Ну, не всем же священнодействовать в роскошных особняках, как это делают наши
«друзья»-иллюминаты. — в конце концов решил он. — Магия любит таинственность.
Посмотрим! В крайнем случае, не стану платить.»
Еще больше разочаровался предприимчивый секретарь мистера Пауэлла, когда вышел
из машины возле указанного в адресе дома — старого, обшарпанного, так и
просившегося на слом. Последний раз его ремонтировали, вероятно, сразу после
мировой войны, причем непонятно Второй или все-таки Первой. Перекошенная, как
рот у посетителя дантиста, дверь жалобно проскулила, когда молодой человек от
омерзения пнул ее ногой. Лестничные площадки покрывала грязь, стекла в оконных
проемах заросли пылью и паутиной.

«Куда мэрия смотрит? — возмутился парень. — Или кто там отвечает за это
помещение? Есть же у него хоть какой-то хозяин! Хотя… Может, в этом и есть
какой-то высший смысл? Так сказать, уход от мира…»
Нужная дверь хоть немного отвлекла Пиммса от невеселых размышлений. Дверь
оказалась неожиданно хороша — новая, металлическая, закамуфлированная под
дерево, с большой латунной табличкой, на которой красовалась выгравированная
кудрявыми завитками надпись: «Магистр Белой и Черной магии леди Моргана
Пятнадцатая». Табличка произвела на Александера, как на истинного сына Альбиона,
благоприятное впечатление. Он доверял таким солидным дверям с табличками. Было в
них что-то, напоминающее о прочности, стабильности, о временах королевы Виктории
и Редьярда Киплинга.
…Отчего именно Виктории и Киплинга, молодой человек не мог объяснить. Может
потому, что Пиммс очень любил стихи Киплинга, а тот жил при великой королеве,
воспевая ее великую Империю.
«Будет вздернут Денни Дивер!», — негромко запел знаменитую киплинговскую песню
Александер, — «Полк построился в каре…» Запел — и дернул за веревочку звонка.
Именно дернул, потому как и звонок у этой двери был ей подстать — старинный, еще
начала века.
— Kogo tam yeshcho cherti na hren prinesli? — послышался из-за двери
громоподобный рык.
— Простите? — вздрогнул Пиммс, разобравший только, что говорили явно не
по-английски.
— Кто там? — вопросила дверь тоном пониже.

— Я к леди Моргане. Мне назначено, — с трудом выдавил из себя совсем сбитый с
толку Александер.
— Ну, так бы сразу и сказали, — почти что любезным голосом прогрохотала
деревянно-металлическая перегородка и приоткрылась.
Пиммс просочился внутрь квартиры.
Обмер.
Перед ним в плохо освещенном коридоре, перегородив все свободное пространство,
высилась монументальная леди… Да какая там леди? Бабища! Огромная бабища, одетая
в черный халат, расшитый золотыми звездами и полумесяцами. На голову был
наверчен платок цвета «вырви глаз», из-под которого выбивались пряди кучерявых,
черных цыганских волос. Под крючковатым огромного размера носом пробивалась
щетинка усов. Желтые круглые глаза без ресниц в упор глядели на Александара.
…Бровей, кстати, тоже не было.
Громко втянув в себя воздух, как будто обнюхав гостя, бабища оглушительно
чихнула. Брызги полетели во все стороны, часть их, естественно, попала на лицо и
руки посетителя. Пиммс поморщился. В принципе, чего-то подобного он и ожидал, но
явь уж слишком точно отражала нарисованный им в воображении облик
гадалки-ворожки.

— Простите, — подчеркнуто вежливо обратился к женщине-монументу Александер, на
всякий случай готовясь к быстрому отступлению. — Не с леди ли Морганой имею
удовольствие говорить?
— Еще чего! — вскинулась всем своим грандиозным бюстом бабища. — Тама они!
Толстый палец с грязным ногтем указал куда-то вглубь квартиры. «Тама!» То, что
леди-ужас говорила с иностранным акцентом, Пиммс уже сообразил. Интересно только
с каким? Не американка, не итальянка…
— Могу ли я ее видеть?
— А babki у тебя есть, красавчик? — не без подозрения поинтесовалась бабища. — А
то ходят тут всякие-разные…
— Баб… Что?
— Ну, денежки, фунты, доллары-шмоллары…
Пиммс продемонстрировал ей платиновую «Визу», однако вид престижной кредитки не
вдохновил цербера в халате.
— Что ты мне суешь всякую дрянь? Наличные, наличные кажи!
Молодой человек достал из бумажника пару радужных купюр с портретом королевы.
Благородное лицо царствующей особы произвело на бабищу умиротворяющее
воздействие.
Пиммс ничегошеньки не понял из этого диалога, но заподозрил неладное. С чего бы
это наследнице Пендрагонов разговаривать не на нормальном, английском языке, а
на варварском наречии?
…Или это и есть наречие древних логров, которыми правили Владыки Грааля?
— Проходите, сэр. Леди Моргана ждет.

Бабища внезапно захихикала, затем, к вящему недоумению и неудовольствию Пиммса,
легонько шлепнула парня пониже спины. Тот попробовал было возмутиться и уйти, но
леди-ужас уже закупорила дверь своей необъятной тушей.
Молодому человеку ничего не оставалось, как проследовать по коридору в ту
сторону, слышался голос молодой женщины. Стены коридора оказались увешаны
экзотическими африканскими масками-губошлепами, плакатами, изображавшими
языческих богов и христианских святых и даже шелковыми свитками, расписанными
китайскими иероглифами. С потолка свисало на ржавых цепях чучело огромного
крокодила — с тремя лапами и без хвоста, причем так низко, что Пиммсу пришлось
наклонить голову, чтобы не оцарапать лоб об острые когти.
Наконец, коридор привел его к дверному проему, вырезанному в виде восточной
арки. Отведя руками мелодично зазвеневшие нити с нанизанными на них
металлическими трубочками, парень вошел в покои леди Морганы Пятнадцатой.
Это оказалась довольно-таки большая комната, перегороженная пополам
полупрозрачной занавеской. Что скрывалось по ту сторону завесы, Пиммсу не было
видно. Однако по эту…